18 сентября 2019 - 24 ноября 2019

Она говорила иногда, что у нее три дела в жизни. Приоритеты менялись со временем, но любовь и состав оставались прежними.

— Сохранить память о своих родителях, художниках русского авангарда Александре Родченко и Варваре Степановой.

— Оберегать семью, Дом. Сначала супруга, художника книги и фотографа Николая Лаврентьева и сына, потом сына и невестку Иру, потом внучку Катю, а потом ее супруга Алексея, правнуков Александру и Николая...

— Заниматься творчеством, искусством, живописью, фотографикой, оформлением книг.

Ко всем своим обязанностям она всегда подходила творчески.

Она вошла в профессию художника книги после окончания Полиграфического института в 1947 году еще вместе со своими родителями. Несколько изданий начала 1950-х годов были сделаны «бригадой Родченко-Степановой-Лаврентьева» совместно. А потом, когда ушли родители, а ей было совсем немного за тридцать, она ходила к художникам и писателям, которые знали ее родителей — Илье Эренбургу и Льву Кассилю, Кукрыниксам — с просьбой написать что-то в их память и поддержать идею издания книги или организации выставки. Реконструировала утерянные в издательствах в 1920-е годы плакаты, рекламки, обложки для выставок. Окантовывала и развешивала работы, подбирала иллюстрации для книг и делала макеты альбомов как художник-полиграфист. Объясняла искусствоведам из разных стран смысл творчества Родченко и Степановой. По первой просьбе авторов подбирала и готовила материал для книг о Маяковском, советском фотоискусстве, авангардной архитектуре и дизайне, театру и кино, истории литературы, музыки. Оказалось, что во всех этих областях ее родителей знали, они были там как свои — и все это благодаря этой тихой, кропотливой, незаметной работе. «Я работаю за кадром», — говорила она, когда кто-то приглашал ее выступить, снять для телевидения или кинохроники. И очень была рада, что может поучаствовать, помогая созданию первых выставок Московского Дома фотографии, а потом и Школы Родченко.

Для нее понятие «Дома» всегда было очень разносторонним. Конечно, это пространство семьи, заботы о хозяйстве и благополучии даже в годы, когда заработок был минимальным. Она всегда работала по договорам, считая, что должна постоянно присутствовать дома — чтобы все, что нужно, было у супруга, чтобы все были накормлены. Чтобы работа или учеба ладились, чтобы результаты работы были достойны ее Дома. Поэтому она могла ненавязчиво уговорить переделать, казалось бы уже готовую вещь. Она считала, что семья должна держаться вместе, каждый должен сохранять и беречь то, что от него зависит. Поэтому под Новый год все в семье писали друг другу пожелания. Любого, кто приходил к ней, от почтальона, курьера или домоуправа и до редактора издательства, сотрудников журнала, знакомых художников — она старалась усадить пить чай, считая членом своей семьи. Дом был местом самых разнообразных встреч. Иногда после какого-нибудь выставкома она приводила всех к себе. В ее «семью» входили знакомые и коллеги, она умела каждому найти занятие, которое потом связывало ее с этим человеком, и он был рад приобщиться к истории. «На этом стуле сидел Маяковский» — объявляла она очередному гостю.

Но у любого художника есть его собственная жизнь. Для нее эта жизнь началась с первого натюрморта, который отец поставил в 1943 году по ее приезде в Москву из эвакуации из города Молотов (ныне снова Пермь). И увидев результат, сказал: «Теперь писать нужно всегда». Она следовала этому слову. Она старалась, чтобы лето стало временем относительного затишья в работе. Чтобы отправить семью на дачу, чтобы почувствовать себя свободной от дел и просто писать пейзажи, цветы. Сначала маслом, как учил отец. Этот цикл летом в Абрамцево заснял Николай Лаврентьев и потом сделал для нее целый фотоальбом, рассказывавший историю рождения пейзажа. От загрунтованного картона — до готового этюда. И рядом поместил саму художницу и фото того пейзажа, который она пишет. Но живопись маслом требует времени и концентрации, поэтому позже она предпочитала акварель по сырому. Особенно ей удавались облака. Одним взмахом кисти по сырой бумаге она творила грозовые облака или меланхолически сумрачные тяжелые тучи, передавая созерцательное настроение закатного неба или ветреного полдня. Вода и акварельные краска сами творили свой пейзаж. Уже в 1980-е годы, обустроившись более-менее на садовом участке, где подрасталаа внучка и где потом вместе с ней приобщалась к искусству писания натюрмортов девочка с соседнего участка, она попросила устроить фотолабораторию в пустом крошечном домике. Здесь в Подмосковье, на станции Загорново, родилась еще одна серия: портреты-фотограммы. Из полевых цветов, растущей на грядках зелени, веток и листьев она собирала на фотобумаге портреты своих друзей и знакомых. Ей нравилось экспериментировать, и она попробовала перенести принцип фотограммы (где силуэты предметов служат своеобразными трафаретами) — на живопись акварелью. Ее декоративные яркие панно из цветов и листьев сделаны именно так: положив реальный цветок или листья папоротника на бумагу, она обкрашивала их кисточкой разными цветами. Несмотря на кажущуюся элементарность приема, получалось пространство цветущего луга.

Творчество там — где есть возможность проявить себя. Да, она была профессионал в создании фотомонтажей, обложек, политических плакатов, журнальных разворотов. Это были заказные работы. Но чтобы оставаться самой собой, необходимо что-то делать и «для себя», как она говорила. Этой свободе и потребности творчества научили ее отец, Александр Родченко и мать, Варвара Степанова, которая тоже любила летом писать этюды.

История ее жизни, появления на свет, взросления, старости — сохранилась на фотографиях. Внешне человек, конечно же, меняется. Но внутренне для себя самого он остается таким же, как в детстве. Хитроватый взгляд у годовалой «Мульки», как называл ее отец, азартный смех девчонки в шапке, одетой на бритую голову (тогда почему-то считалось, что детей нужно иногда стричь наголо) и терпеливая улыбка «Пра-бабушки», к полосатой юбке которой приник маленький Коля, — все это один человек. Она осталась такой же девчонкой, которой когда-то Владимир Маяковский подписал свою детскую книжку: «Муле Родченко. Дядя ЛЕФ».